Цена заклятия - Страница 75

Кланнох сделал шаг вперед, влекомый, как казалось, инерцией собственных слов, и Киринфе удалось бросить быстрый взгляд на слушателя, к которому брат обращал свою пламенную речь. Перед принцем совершенно неподвижно, такой же спокойный и холодный, как мрамор, которым были облицованы стены дворца, сидел огромный мужчина. Более семи футов ростом, он даже сидя мог смотреть в глаза юному Кланноху, не поднимая головы. Он был облачен в плотные одежды столь глухого черного цвета, что создавалось впечатление, будто они поглотили весь свет в помещении так же, как их владелец поглощал слова Кланноха, при этом тело мужчины оставалось вне поля зрения. Темные покровы окутали все: ничто — ни ступня, ни даже палец — не выступало из-под них, ничего, только бледное неподвижное лицо, видневшееся где-то поверх одежд. Лицо было испещрено морщинами, глубокими, как ущелья, глаза походили на черные подземные озера, и утонуть в них было так же легко. Лицо мужчины обрамляла густая грива волос, таких черных, что они полностью сливались с одеждой.

С Сардосом так всегда, покачала головой Киринфа. Вы никогда бы не смогли определить, где начинается и где кончается этот человек. Два года назад он появился ниоткуда и за считанные месяцы стал доверенным советником и принца, и императора, только Киринфа была бы вне себя от радости, если бы он убрался туда, откуда появился.

Но с Сардосом она ничего не могла поделать — человек казался таким же непоколебимым и бесчувственным, как гора, и так же, как от горы, от него невозможно было избавиться. И поэтому ее раздражение перекинулось на брата и еще вдвое увеличилось, когда она поняла тему его вдохновенного монолога — он яростно выступал против Чалдиса.

— Давно пора, — вещал Кланнох, и его волосы, собранные в короткий каштановый «конский хвост», подпрыгивали в такт словам, — суверенной Империи Индор вновь заявить о своих исконных правах. Терпеть позорный мир ненамного лучше, чем жить рабом!

Сардос не ответил на пламенную речь принца. На самом деле, часть неестественной атмосферы, окружавшей этого человека, происходила от его полной неподвижности. Даже когда человек сознательно хочет остаться неподвижным, он все-таки шевелится: его тело слегка покачивается, грудь вздымается и опускается при дыхании, веки подрагивают. Ничего подобного не происходило с Сардосом. При взгляде на него охватывало ощущение, будто его вырезали из того же камня, что и весь дворец. Но его глаза словно пожирали слова Кланноха. Киринфе даже почудилось, что они вытягивают из брата эти слова почти против его воли.

Однако раздражал ее все-таки Кланнох, а не Сардос. Киринфе не нравился новый, торжественный и все более напыщенный тон Кланноха. На два года моложе, брат всегда оставался для нее младенцем, и очень хорошеньким младенцем. Маленькой девочкой Киринфа уделяла ему много времени, бегая по всему дворцу и таская его за собой, играя в пятнашки и прятки, развлекая его маленькими трюками и розыгрышами. В течение почти двенадцати лет они оба наслаждались идиллическим детством, но детство неизбежно заканчивается, а для отпрысков императорской семьи оно заканчивалось довольно быстро. Когда Киринфа стала подростком, она быстро осознала, что, являясь принцессой рода Джурин, ее предназначение предопределено — скрепить браком один из наиболее слабых политических союзов своего отца, роль, против которой она взбунтовалась, начав изучать магию с Холоакханом, поскольку союзники Индора больше всего на свете боялись принять в свою семью волшебницу. Тем временем у ее брата начался напряженный процесс получения образования, необходимого для того, чтобы когда-нибудь он смог принять на себя бремя правления государством. Шли годы, у детей находилось все меньше возможностей поиграть вместе — официальные обязанности семьи Джурин отнимали все больше времени. Киринфа не могла точно припомнить, когда это произошло, но наступил день, и она осознала, что они уже не Киринфа и Кланнох, а принцесса и принц. Именно в этот день их дороги стали на самом деле расходиться.

Киринфа также отдавала себе отчет в том, что ее раздражение братом и ее инстинктивная нелюбовь к Сардосу продиктованы в какой-то мере просто мелкой завистью. Ее брат, по счастливой случайности наследования, будет править страной, а ей самой хотелось этого больше всего.

Но Кланнох, конечно, абсолютно не виноват в том, что родился мальчиком, и у Киринфы не было никаких причин сердиться на него. Все это принцесса прекрасно понимала. Однако именно в этот день она была не в настроении сдерживаться во имя такого слабого мотива, как простая логика.

Юная принцесса наморщила лоб, когда ее мысли обратились к той цели, которую она поставила сейчас перед собой. Навязать свою волю грубому предмету материального мира было сложной задачей для любого волшебника, даже если предметом, о котором шла речь, был всего лишь кожаный шнурок, поддерживавший штаны принца Кланноха. Мелкие бусинки пота выступили на лбу и ладонях Киринфы, когда она бормотала про себя слова, накладывавшие власть ее воли. Она полностью сосредоточилась на простом действии — рывке.

Затем, внезапно, напряжение исчезло — упрямый кожаный шнурок лопнул. Штаны Кланноха, и без того отягощенные непривычным весом меча, упали на пол.

Смущенный принц испустил бессвязный вопль изумления и, отвлекшись от своих пламенных речей, начал извиняться перед Сардосом за такую необъяснимую случайность. Густо покраснев, он натянул штаны и с явным усилием связал кожаный шнурок.

Сардос ничего не сказал, но наконец пошевелился. Его взгляд с быстротой молнии переместился с лица Кланноха на полупрозрачную дверь. Кланнох с удивлением следил за ним глазами, а потом, сообразив, в чем дело, обернулся. Киринфа и не подумала убегать. Коридор был слишком длинным и пустым, чтобы у нее были шансы скрыться. Кроме того, Сардос каким-то образом уже догадался, что она здесь. На самом деле, у Киринфы не было ни малейшего желания убегать. Она находилась в воинственном настроении и пришла сюда именно для ссоры.